Современная социально-экономическая система в теории информационного общества как общества социальных сетей
Курсовая работа
"Современная социально-экономическая система в теории информационного общества как общества социальных сетей"
По мере развития информационных технологий и усиления влияния информационных процессов на экономику и общество в целом происходит переосмысление и пересмотр теоретических концепций, отражающих данные события. Основополагающая роль научно-технических достижений в развитии общества и личности нашла отражение в различных сциеинтистских и техницистских направлениях гуманитарных наук; в свою очередь, различные виды сциентизма легли в основу концепций индустриального, постиндустриального и информационного общества, которые во второй половине XX века последовательно сменяли друг друга. Идеи нового индустриального общества (Дж. Гэлбрейт) и постиндустриального общества (Д. Рисмен, Д. Белл) постепенно модифицировались в концепции информационного общества и сетевого общества.
Характеризуя теоретические подходы к анализу современного общества, прежде всего необходимо подчеркнуть различие между понятиями «информация» и «знание». Дж. Ходжсон объясняет это различие следующим образом: «Информация – совокупность данных, которые уже интерпретированы, которым удалось придать некий смысл. А знания – продукт использования информации. Знание есть нечто такое, что находится «где-то поблизости», и надо просто «сделать его доступным» или «открыть». Многие познавательные процессы являются неявными». Он придает первостепенное значение именно знаниям при характеристике современного общества и тех социально-экономических изменений, которые в нем происходят, и связывает знания и особенности их применения с наличием определенных социальных институтов в обществе. По мнению Дж. Ходжсона, имеет место «знание-интенсивность» (knowledge-intensity) социально-экономических систем, когда экономика становится в меньшей степени «машинно-интенсивной» и в большей степени «знание-интенсивной».
Видный социолог, профессор Калифорнийского университета (США) М. Кастельс в отношении понятия «знание» оперирует определением Д. Бэлла: «Знание – совокупность организованных высказываний о фактах или идеях, представляющих обоснованное суждение или экспериментальный результат, которая передается другим посредством некоторого средства коммуникации в некоторой систематизированной форме». А в отношении понятия «информация» он цитирует М. Пора: «Информация есть данные, которые были организованы и переданы». М. Кастельс говорит о смене индустриального способа развития, главный двигатель производительности которого – новые источники энергии и способность децентрализовать использование энергии в ходе производства и распределения, информациональным способом развития, а главным источником производительности последнего он называет технологию генерирования знаний, обработки информации и символической коммуникации. При этом М. Кастельс проводит различие между понятиями «информационное общество» (information society), и «информациональное общество» (informational society) и «информационная экономика» и «информациональная экономика» соответственно. Термин «информационное общество» обращает внимание на роль информации в обществе, но, по мнению М. Кастельса, информация в широком смысле слова, то есть как передача знаний, всегда имела значение, в то время как термин «информациональное общество» указывает на специфические черты современного общества, когда генерирование, обработка и передача информации стали основополагающими источниками производительности: «В последние два десятилетия в мире появилась экономика нового типа, которую я называю информациональной и глобальной… Информациональная – так как производительность и конкурентоспособность факторов или агентов в этой экономике зависят в первую очередь от их способности генерировать, обрабатывать и эффективно использовать информацию, основанную на знаниях. Глобальная – потому что основные виды экономической деятельности, такие как производство, потребление и циркуляция товаров и услуг, а также их составляющие (капитал, труд, сырье, управление, информация, технологии, рынки) организуются в глобальном масштабе, непосредственно либо с использованием разветвленной сети, связывающей экономических агентов».
Американский социолог Р. Кроуфорд ключевую роль в процессе развития человеческого общества отводит знанию и называет современное общество «обществом знания» (knowledge society): «…новое знание приводит к возникновению новой технологии, что, в свою очередь, приводит к экономическим изменениям, что, в свою очередь, приводит к социально-политическим изменениям, что в итоге приводит к созданию новой парадигмы, или нового видения мира. Эту модель можно использовать для объяснения тех серьезных экономических, социальных и политических изменений, которые сейчас происходят в мире». При этом, различая понятия «знание» и «информация», он пишет: «Знание – это способность применить информацию к конкретному роду деятельности».
Французский экономист Ж. Сапир предлагает считать информацией «любые сведения, извлеченные, которые могут быть почерпнуты из сигнала и добавлены к уже существующему знанию» И далее: «Поскольку информация не дана агенту как таковая, важность ее приобретения уступает важности обработки. Знание, понимаемое как совокупность представлений о состоянии среды, первично по отношению к информации. Следовательно, нужно перейти от «экономики информации» к «экономике знания».
Российский экономист В. Иноземцев в отношении современной хозяйственной системы использует термин «экономика знаний» (knowledge economy), подчеркивая тем самым, «что важнейшим производственным ресурсом общества становится не столько информация как относительно объективная сущность или набор данных о тех или иных производственных и технологических процессах, сколько знания, т.е. информация, усвоенная человеком и не существующая вне его сознания». В какой-то степени перекликается с подобным подходом мнение японского экономиста Т. Сакайи: «Я считаю возможным утверждать, что начавшиеся в 80-х годах изменения знаменуют собой не просто появление более развитой промышленной экономики, а начало перехода к обществу нового типа, что эти перемены не ограничатся технологическими нововведениями или изменениями индустриального порядка, а коренным образом преобразуют всю социальную структуру. В этом смысле изменения, которые наблюдаются сегодня в Японии и в Соединенных Штатах, могут быть названы наиболее важными из происшедших за двести лет с момента начала промышленной революции. Вот почему я предпочитаю называть эти преобразования knowledge-value revolution». Рассматривая современные информационные технологии и их влияние на общество, он отмечает принципиальное отличие этого влияния от того, которое оказывали предыдущие технические нововведения. Изобретения прошлых времен (электричество, новые материалы) способствовали росту количественных показателей производимых материальных благ, в то время как современные информационные технологии направлены на снижение зависимости от материальных благ и увеличение диверсификации и масштабов информационных услуг; таков характер инноваций, закрепляющих успехи на пути увеличения значимости стоимости, создаваемой знанием. Как мы видим, здесь также подчеркивается определяющая роль знания при анализе преобразований, происходящих в окружающем мире.
Термин «экономика, основанная на знании» (knowledge-based economy) использует, например, Д. Куа, акцентируя внимание на знании как основополагающем элементе современных преобразований. Некоторые западные ученые называют современное общество не информационным, а обществом науки, как, например, немецкий ученый Р. Крайбих. Формирующееся новое общество называют по-разному: мегаобщество (В. Кувалдин), общество информатики и связи (И. Ниинилуто), технообщество (Б. Гейтс), электронно-цифровое общество (Д. Тапскотт) и т.п. Общее во всех этих трактовках – указание на глобальность протекающих процессов и на определяющее значение информационных технологий. Так, Д. Тапскотт подчеркивает в своей работе, что общество нового типа, новое предприятие и новая технология – это неразрывно связанные понятия, и выделяет 12 взаимосвязанных признаков, которые объединяют их общей концепцией:
1) ориентация на знания;
2) цифровая форма представления объектов;
3) виртуальная природа;
4) молекулярная структура;
5) интеграция, межсетевое взаимодействие;
6) устранение посредников;
7) конвергенция;
8) инновационная природа;
9) трансформация отношений изготовитель – потребитель;
10) динамизм;
11) глобальные масштабы;
12) наличие противоречий.
Среди этих признаков отдельное место отводится глобальным масштабам происходящих изменений. Это означает, что возрастает взаимозависимость стран на уровне общества, предприятие нового типа в своей работе гораздо в меньшей степени ограничено пространственными рамками, а глобальная корпоративная сеть становится основной системой доставки и обеспечивает связь в режиме реального времени.
Как нам кажется, правильнее использовать трактовку современного общества как информационного общества или общества сетевых структур, которая весьма широко применяется, когда речь заходит об основных характеристиках сегодняшней социально-экономической системы.
Сама идея связи общественного прогресса с материальными улучшениями условий жизни человека восходит к работам ученых XVIII века (социальные идеи эпохи Просвещения, труды К. Маркса), однако наиболее очевидно тенденция выделения технологического признака в качестве основного критерия периодизации человеческого общества проявилась во второй половине XIX века в работах представителей исторической школы, а окончательно этот подход оформился в работах представителей новой исторической школы в начале XX века Одновременно формировался и развивался институционализм, сторонники которого рассматривали потенциал общества с позиции его институциональной структуры, причем особо анализировали технологические аспекты общественного производства: идея выделения стадий технологического прогресса дополняется в работах институционалистов концепцией структуризации секторов общественного производства.
2 Основные черты современного общества
В рамках постиндустриальной теории ряд авторов обращает внимание на характерные черты новой технологической цивилизации, причем когда сторонники постиндустриальной теории показывают значение происходящих технических изменений, они чаще всего в качестве примера приводят информационные технологии.
В. Иноземцев выделяет три основные черты современного общества:
1) устранение ресурсных ограничений экономического роста при преобладании в структуре потребления информационных благ;
2) вовлечение все большей части населения в производство высокотехнологичных товаров и услуг и, как следствие, – уменьшение зависимости от стран-производителей промышленной продукции;
3) новое качество экономического роста, при котором самой эффективной формой накопления становится развитие людьми собственных способностей, а наиболее прибыльными инвестициями – инвестиции в человека.
Знания, информация и способы ее обработки становятся решающим фактором развития общества. И. Масуда определяет информационное общество как общество, в котором точкой опоры являются информационные ценности в большей степени, чем материальные ценности, и экономика которого оценивает капитал, воплощенный в знания (knowledge capital), выше, чем капитал в материальной форме (material capital). Американский экономист В. Мартин определяет информационное общество как «общество, в котором качество жизни так же, как и возможности социальных изменений и экономического развития, все в большей степени зависят от информации и ее использования». Далее он приводит пять критериев информационного общества:
1) экономический: информационный сектор рассматривается, во-первых, как движение к информационному обществу, а во-вторых, как составная часть современной экономической жизни;
2) технологический: данный критерий показывает, насколько технологии проникают во все сферы деятельности индивидов;
3) социальный: меняется социальное поведение индивидов под влиянием информационных технологий;
4) политический: формируется своего рода глобальный форум, в котором рядовые граждане могут непосредственным образом участвовать в управлении;
5) культурный: происходит взаимодействие и взаимопроникновение культур в глобальном масштабе.
Таким образом, формирование теории информационного общества, то есть такого общества, в котором производство информационного продукта оказывается приоритетнее производства материальных ценностей, становится вполне закономерным. Сторонники теории информационного общества связывают его становление с доминированием четвертого сектора экономики, следующего за сельским хозяйством, промышленностью и сектором услуг, а капитал и труд – основа индустриального общества – уступают место информации – основе информационного общества.
Согласно теории информационного общества последнее принципиально отличается от индустриального. Прежде всего меняется форма организации производства. Нет больше необходимости в столь сильной концентрации производства, как это было в индустриальном обществе. Человек может теперь полноправно участвовать в производственных процессах, находясь в удалении от крупных экономических центров. О. Тоффлер высказывает идею о том, что мы вполне можем приблизиться к новой форме «кустарного промысла», основанного на суперсовременной технологии. В информационном обществе снижается значение бюрократического управления и работники при выполнении своих основных функций становятся более самостоятельными, а каждая организационная единица представляет собой отдельный модуль, направленный на решение конкретной задачи или задач. Меняется система ценностей, когда общественность требует от компаний решения не только экономических, но и социальных проблем: возникают и активизируются общества защиты прав потребителей и прочие организации, причем их деятельность становится все более разносторонней, учитываются интересы самых различных потребителей. Наконец, возрастает взаимопереплетение и взаимодействие экономических процессов в мировом масштабе, следовательно, возрастает роль наднационального регулирования и наднациональных институтов. Все меньше производимых благ обладает четкой национальной принадлежностью. Блага могут производиться в разных странах и регионах, а затем формироваться в виде некоего конечного блага с последующей реализацией в различных точках земного шара. ТНК модифицируются в столь глобальные структуры, что часто сложно бывает определить их национальную принадлежность как с позиции финансовых источников, так и с позиции производственного процесса. Точно так же в интернациональном направлении меняется и состав акционеров, которые превращаются в некую неопределенную интернациональную массу. Таковы последствия современных информационных процессов, позволяющие говорить о принципиально новом этапе развития по сравнению с индустриальным обществом.
3. Сетевой анализ как методологический подход
Теория информационного общества неразрывно связана с концепцией социальных сетей, сформировавшейся в конце XX века и отраженной в работах С. Берковица, С. Вассермана, Б. Веллмана, Д. Ноука, П. Марсдена, К. Фауста, Л. Фримана и др. Б. Веллман и С. Берковиц отмечают, что «социальные структуры могут быть представлены как сети, то есть как совокупность узлов (или участников социальной системы) и совокупность связывающих звеньев, обеспечивающих их взаимодействие». Сетевому анализу как методологическому подходу присущи следующие черты:
– факторы рассматриваются как взаимозависимые единицы (англоязычный термин «actor» переводится на русский язык в отечественных экономических, социологических и политических изданиях по-разному: «актер», «экономический агент», «социальный участник», «актор». В последние 3–5 лет именно последний перевод стал наиболее общеупотребительным);
– отношенческие связи между факторами – каналы передачи материальных и нематериальных ресурсов;
– сетевые модели фокусируются на индивидуальных действиях факторов, которые используют сеть;
– сетевые модели (социальные, политические, экономические и т.д.) можно определить как продолжительные систематические отношения между факторами.
Методологический потенциал сетевых исследований чрезвычайно велик, так как они дают возможность структурировать взаимоотношения между домашними хозяйствами и организациями в наиболее четкой форме, а также позволяют оперировать данными как на микроуровне, так и на макроуровне, поэтому сетевые исследования в социологии стали базой для развития социально-экономических и экономических сетевых исследований. Сетевой подход универсален, так как в его рамках можно проводить анализ стыкового характера. Одной из наиболее интересных и масштабных работ, в которых анализируются глобальные трансформации в обществе в терминах сетевых структур, стала работа М. Кастельса «Информационная эпоха: экономика, общество и культура».
М. Кастельс называет современное глобальное общество обществом сетевых структур, подчеркивая, с одной стороны, их всеобъемлющий, а с другой – определяющий характер, когда «власть структуры оказывается сильнее структуры власти», а сам факт принадлежности к той или иной сети становится важнейшим источником власти и перемен в обществе. Он определяет глобализацию в качестве новой капиталистической экономики, для которой свойственны такие характеристики, как информация, определяющее влияние информационных технологий и их реализация через сетевые структуры. Особенностью современного общества в трактовке М. Кастельса является не столько доминирование информации, сколько преобразование вариантов ее использования, когда ведущую роль в обществе приобретают глобальные сетевые структуры, вытесняющие традиционные формы взаимоотношений. Формируется так называемое новое индустриальное пространство, которое характеризуется возможностью разделения производственного процесса по отдельным предприятиям, размещенным в различных местах, и обеспечения единства производственного процесса за счет современных коммуникационных технологий. Появляются более широкие возможности для использования сравнительных преимуществ географического и ресурсного характера, поскольку удаленность производственных единиц друг от друга не препятствует этому. По сути дела новое индустриальное пространство и представляет собой информациональное общество, базирующееся на совершенно новых коммуникационных и соответственно производственных принципах.
Сеть как система децентрализованного управления приобретает все более важное значение. По сетевому принципу организации строят свои как внутренние, так и внешние связи. Обычно в области экономического анализа сети определяют через их функциональные задачи. Например, В. Мартин считает, что телекоммуникационные сети являются в настоящий момент базовой формой инфраструктуры современной экономической системы, необходимой предпосылкой для осуществления преобразования экономических систем в информационную экономику. Американский экономист А. Норман отмечает, что успехи в компьютерной и коммуникационной областях создадут социальную нервную систему, которая обеспечит унифицированную основу для работы, сохранения и взаимодействия всех типов информационных объектов. При этом под социальной нервной системой А. Норман понимает именно сеть. У американского экономиста Г. Малгана мы находим следующее высказывание: «Сети превратились в основную организационную форму постиндустриального, или информационного, общества».
Таким образом, сети рассматриваются как институты, содействующие развитию ряда областей; при этом Интернет трактуется как Сеть сетей, единая коммуникационная система, являющаяся основой глобализации мирового хозяйства.
Новая организационная парадигма основана на Сети как основополагающем начале, причем Сеть охватывает все виды отношений: семейные сети, предпринимательские сети, иерархические сети. Сети, по мнению М. Кастельса, являются важнейшим компонентом новой реальности наряду с технологическими инструментами (телекоммуникационные сети, компьютеры, программное обеспечение и т.п.), глобальной конкуренцией и государством. Он предлагает гипотезу уничтожения ритмичности, как биологической, так и социальной, связанной с понятием жизненного цикла, в условиях сетевого общества, в основе которой лежит возрастающая способность контролировать в очевидных пределах воспроизводство особей и среднюю продолжительность жизни. Это более общий подход к идее устранения или смягчения цикличности в условиях информационной экономики, в том числе экономической цикличности.
Таким образом, имеет место переосмысление самого общества, которое мы имеем в виду, исследуя происходящие процессы. В новом информационном обществе практически все объекты принимают виртуальную форму: факторы производства, деньги, даже человеческие эмоции и чувства, но этим виртуальным формам необходима материальная опора, которой является «пространство потоков» – термин, также введенный М. Кастельсом: «Пространство потоков есть материальная организация социальных практик в разделении времени, работающих через потоки»; под потоками при этом он понимает «целенаправленные, повторяющиеся, программируемые последовательности обменов и взаимодействий между физически разъединенными позициями, которые занимают социальные факторы в экономических, политических и символических структурах общества». Пространство потоков возникает в условиях информационного общества как материальная форма поддержания процессов, протекающих в нем и характеризующих его. Сеть своим доминированием уводит общество из-под национального и местного контроля в сторону доминирования глобального регулирования.
Информация – это ресурс, который легче любых других проникает через все границы, преграды, и поэтому именно этот ресурс становится проводником мировых глобализационных процессов. Реализация же информационного ресурса происходит через его воплощение в сетевые структуры. Информация представляет собой особый, специфический ресурс, который отличается рядом уникальных характеристик от всех других ресурсов развития.
Прежде всего, следует отметить, что, поскольку реализация информации происходит через сетевые структуры, информационному ресурсу будут присущи все свойства сетевых благ (в современной экономической теории сетевых организаций сетевые блага рассматриваются как особая разновидность благ, в отличие от благ, рассматриваемых в рамках стандартных курсов микроэкономики), а именно:
– комплементарность и стандартность;
– существенная экономия на масштабе производства;
– сетевые внешние эффекты;
– эффекты ловушки.
Комплементарность означает, что потребители на рынках сетевых благ, в том числе и на рынке информационного ресурса, осуществляют покупку блага, которое должно обладать характеристиками, позволяющими использовать его совместно с другими благами в сети. Так, приобретая программное обеспечение, потребитель предполагает, что у него будет техническая возможность им воспользоваться. Если такие блага в силу своей сущности являются частями системы, они должны быть комплементарны и соответственно стандартны.
Структура издержек информационных благ как сетевых отличается от структуры издержек обычных благ: основная часть издержек приходится на начальный период их производства, из чего следует, что издержки изготовления первого экземпляра непропорционально велики по отношению к издержкам последующих экземпляров, причем возможно понижение предельных издержек в результате действующего эффекта экономии на масштабе производства (пример – написание книги и последующая передача продукта электронным путем с помощью PDF‑файла). Традиционная экономическая теория исходит из действия закона убывающей доходности, на основе которого объясняются и исследуются многие понятия и процессы в экономической науке. Однако информационные продукты не подчиняются этому закону или, во всяком случае, демонстрируют возрастающую доходность в весьма долгосрочной перспективе. Соответственно отрасли, занятые производством информационного продукта, получают огромные возможности для эксплуатации эффекта масштаба. Феномен растущей доходности анализировался экономистами, как известно, и раньше. Основоположник неоклассической школы А. Маршалл исследовал его еще в 1890 году в тех отраслях, где возникал эффект экономии на масштабе производства: железные дороги, газовая промышленность, электроэнергия. Однако особенность информационных продуктов заключается в том, что растущая доходность проявляется в их случае более интенсивно и явно по причине структуры издержек, связанных с их производством. Для эффекта экономии на масштабе производства в случае информационного блага присущи два отличительных момента:
– во-первых, если для обычных благ эффект экономии на масштабе производства действует постепенно и линейно (небольшие капиталовложения дают небольшие прибыли – большие капиталовложения дают большие прибыли), то сети увеличивают ценность по экспоненте (небольшие вложения усиливают друг друга, и ценность нарастает с возрастающей скоростью);
– во-вторых, эффект экономии на масштабе производства для обычного блага – это результат деятельности одной крупной фирмы, сумевшей достичь его, а сеть дает возможность небольшим, но многочисленным пользователям (фирмы, посредники, потребители благ) получить существенный прирост полезности, причем как раз множественность хозяйствующих единиц – условие возникновения эффекта экономии на масштабе производства в данном случае.
Известные кривые постоянных издержек (ТС), средних издержек (АС) и предельных издержек (МС) в случае информационного блага как сетевого выглядят нетрадиционным образом. Учитывая, что информационные издержки обладают долгосрочной понижающейся динамикой благодаря поиску более оптимальных технических вариантов, можно предположить, что в долгосрочном периоде произойдет удешевление благ, производство которых связано с существенными информационными затратами, а это, в свою очередь, означает, что роль издержек в процессе ценообразования будет снижаться и таким образом будет снижаться роль предложения, в основе которого лежат предельные издержки, и возрастать роль спроса, то есть в конечном счете – оценок потребителями таких благ. Следовательно, стандартные модели спроса и предложения, используемые для описания рыночного механизма ценообразования на рынке обычных экономических благ, могут оказаться неприменимыми или иметь ограниченное применение, когда речь идет об описании рыночной модели информационного ресурса.
При исследовании влияния информационных технологий на сферу обмена следует обратить внимание на одну из особенностей Internet: возникновение явления, близкого по своей сути к эффекту экономии на масштабе производства, – распространение сетевых внешних эффектов, когда мы встречаемся с возрастающей доходностью для потребителей: каждый дополнительный пользователь услуги увеличивает полезность для других индивидов. Поэтому кривая спроса для сетевых благ имеет совершенно другой вид, чем для обыкновенных благ (рис. 2).
Готовность платить у предельного индивида нарастает по мере подключения к сети новых и новых участников, но после достижения своего максимального значения готовность платить у предельного индивида начинает падать, так как все, кто готов был заплатить больше за присоединение к сети, уже присоединились к ней, то есть сеть достигла оптимального размера.
С возникновением сетевых внешних эффектов для потребителей происходит наращивание ценности самой Сети, причем процесс этот идет нелинейно. Впервые на это обратил внимание Б. Меткалфе – изобретатель локализованной сетевой технологии Ethernet. В 70‑х годах ХХ века он пришел к выводу, что сеть должна достичь критической массы, чтобы обладать ценностью, но малые местные сети, соединенные вместе в одну большую сеть, начинают в умноженном размере наращивать свою ценность.
Б. Меткалфе сформулировал на основе своих наблюдений закон, получивший его имя, в соответствии с которым ценность любой сети Для пользователя эквивалентна квадрату количества узлов соединения, то есть если в сети присутствует n пользователей, а ценность сети для каждого пропорциональна количеству остальных пользователей, то общая ценность сети пропорциональна величине, определяемой уравнением n (n‑1)=n2-n. Таким образом, полезность от подсоединения к сети растет по экспоненте в связи с ростом элементов сети. Так, если ценность сети для одного пользователя равна 1 долл. на каждого из прочих пользователей, то общая ценность сети, объединяющая 10 пользователей, приблизительно равна 100 долл. Соответственно сеть, объединяющая 100 пользователей, обладает общей ценностью приблизительно в 10 000 долл.
Очень часто пишут о том, что закон Меткалфе недооценивает реальный рост ценности сети, который на самом деле оказывается выше: так, журналист, пишущий в области экономики, Дж. Браунинг отмечает, что наблюдение Б. Меткалфе основывалось на идее телефонной сети, соединяющей двух индивидов, соответственно общее количество потенциальных соединений зависело от количества попарных соединений в сети, но современные сети дают возможность для одновременного соединения трех, четырех и более индивидов, следовательно, ценность сети нарастает еще быстрее.
Абстрагируясь от точной арифметики роста ценности сети, следует признать, что рассмотренное свойство информационного блага как сетевого опровергает традиционные представления экономической теории, когда ценность связывается с редкостью блага, причем по мере увеличения количества блага ценность его падает. Напротив – нарастание объема производимого блага, его использование в нарастающем объеме увеличивают его ценность.
Однако сетевые внешние эффекты и нелинейный рост ценности сети возникают не сразу, а лишь после того, как к сети подключилось какое-то определенное количество участников, то есть сеть достигла критической массы. Это совершенно четко прослеживается в отношении Internet: первое сообщение по электронной почте было отправлено в 1969 г., но активное распространение Internet началось лишь в 90-х годах ХХ века. Самым сложным при этом остается ответить на вопрос, какую массу считать критической.
В отношении информационных благ как сетевых действуют так называемые эффекты ловушки (lock-in effects) – это эффекты перемещения издержек из одной отрасли в другую, что связано с технологической взаимозависимостью отраслей. Много внимания этим эффектам уделяют в своей работе американские экономисты К. Шапиро и X. Вэриана. Они приводят пример, который весьма наглядно иллюстрирует подобные эффекты. Компании, обладающие крупными базами данных, оказываются «попавшими в ловушку» своих операционных систем и компьютеров. Так, американская компания Computer Associates, производящая программное обеспечение, оказалась «в ловушке» на системном уровне, то есть в зависимости от системы IBM, которую она использует. К. Шапиро и X. Вэриан выделяют пять основных причин возникновения эффектов ловушки:
1) существующие контракты и соглашения (потребители часто оказываются «пойманными» в силу заключенных контрактов, расторжение которых связано с дополнительными издержками);
2) обучение (иногда потребителю бывает сложно переучиться для работы с другим сетевым благом: например, обучение работе с операционной системой Windows или Macintosh требует времени и увеличивает трансакционные издержки перехода с одной системы на другую);
3) конверсия информации (программное обеспечение генерирует файлы, которые сохраняются в определенном цифровом формате, а переход на новое программное оборудование требует конверсии);
4) издержки подключения (подключение к системе Internet, к мобильной телефонной связи и т.п. сопряжено с определенными издержками);
5) издержки потери лояльности (переход на новые блага может лишить потребителя скидок и преференций, предоставляемых ему в отношении ранее потребляемого блага).
Эффекты ловушки в итоге приводят к тому, что процесс технического развития идет не так линейно, как можно было бы предположить. На глобальном уровне есть вероятность появления так называемых институциональных ловушек, то есть неэффективных устойчивых норм, приобретающих самоподдерживающий характер. Характерный пример такой институциональной ловушки – «проблема QWERTY», впервые изложенная в работе американского экономиста П. Дэвида. Несмотря на существование более оптимальных решений расположения букв на клавиатуре пишущих машинок, сохраняется их традиционное расположение, поскольку в противном случае возникла бы необходимость переучивания всех машинисток и вообще лиц, активно использующих клавиатуру. Таким образом, возникает «эффект зависимости от предшествующего пути развития» (эффект path dependency), который тормозит внедрение современных технологических достижений в жизнь.
Помимо свойств сетевых благ информация обладает свойствами общественных благ, поскольку ей присущи характерные особенности общественных благ: неисключаемость и несоперничество в потреблении. Например, В. Мартин, рассматривая информацию, обращает внимание именно на схожесть информации с общественными благами и прямо указывает: «Информация – это общественное благо в том смысле, что многие могут обладать одной и той же информацией одновременно, и при этом факт наличия информации у одного индивида не уменьшает степень обладания информацией для других». Американские экономисты М. Хэллгрен и А. Макадамс также называют информацию общественным благом. А поскольку информация является своего рода общественным благом или, по крайней мере, обладает чертами общественного блага, следовательно, в отношении информации возникают те же самые проблемы ценообразования, которые обычно присущи общественным благам: проблема оценки блага, проблема выявления «безбилетников», проблема распределения блага. В связи с дальнейшей коммерциализацией Internet эти вопросы становятся все более острыми, так же, как и вопрос о том, какие институты должны заниматься их решением.
Наряду со свойствами сетевых и общественных благ информации присущ еще ряд уникальных характеристик.
Информация существует независимо от пространства, то есть она может находиться одновременно в его различных частях, не препятствуя возможности ее использования.
Продажа информации происходит односторонне: информацию нельзя забрать назад, выкупить, зато можно продавать одну и ту же информацию неоднократно, если это не противоречит закону. Более того, проданная информация, тем не менее, остается и в собственности продавца, то есть совершенно очевидно, что продажа информации – это не совсем обычный акт купли-продажи, поскольку не происходит привычного отчуждения блага. Таким образом, информация не приватизируется так же легко, как обычное благо.
Однако есть и другое мнение, подвергающее сомнению гипотезу о невозможности приватизации информации. Ж. Сапир, например, пишет о том, что не следует смешивать понятия «информация» и «сигнал»: «Существование сигнала нельзя отрицать. Без него передача информации невозможна. Ошибочен сам по себе (в рамках схемы «посылка / прием» сигнала) подход, отождествляющий получение сигнала и обладание информацией, т.е. отождествление сигнала и информации, которую он содержит и которую можно приобщить к существующим знаниям». Интерпретация сигнала требует определенного времени, сигнал не является абсолютно четким, он может вызывать разную реакцию у разных субъектов, поэтому степень обладания информацией зависит от оценки и правильной интерпретации сигнала, а следовательно, приватизация информации возможна не только в отношении каналов распространения сигналов, но и в отношении прав на проверку достоверности информации у ее источника. Конечно, в современном мире решение этих задач упрощается, но мы должны их принимать во внимание, когда речь идет о распространении информации в пространстве.
В то же время информация резко обесценивается во времени; информационный продукт, в отличие от материального продукта, подвержен только одному виду износа – моральному износу.
Пока информация не применена на практике, ценность ее нередко сложно определить. Отсюда вытекает и сложность ее измерения.
Все это необходимо учитывать, когда мы анализируем такой уникальный и своеобразный вид ресурсов, как информационный ресурс, поскольку данные особенности оказывают влияние не только на ценообразование, но и на налогообложение информационного ресурса, осуществление юридической защиты права собственности в его отношении, а также на условия торговых сделок на рынке информации.
Двойственность информационного ресурса связана с тем, что он, с одной стороны, находится в изобилии, а с другой – является ограниченным, если речь идет о каких-то отдельных, определенных видах информации. Французский экономист Ш. Гольдфингер пишет: «Информации всегда слишком много. Каждый вид экономической деятельности производит ее больше, чем в состоянии потребить». В данном случае имеется в виду известный тезис об огромном объеме информации и возможностях ее копирования и увеличения в нарастающих масштабах.
Но информация вместе с тем является ограниченным ресурсом согласно традиционной ее трактовке в стандартных курсах по микроэкономике. По крайней мере, когда речь идет о стратегической и коммерческой информации. Поэтому в связи с распространением новых технологий и новыми возможностями эксплуатации информационного пространства, которые они предоставляют, проблема защиты прав на интеллектуальную собственность высвечивается более остро.
В настоящее время огромное значение для всей мировой экономики приобретает самая разносторонняя информация: политическая, экономическая, финансовая, научно-техническая. Расширяется масштаб экономической деятельности, рамки мировых рынков, растет значение реального и денежного секторов, и, для того чтобы правильно принимать решения в краткосрочном и в долгосрочном плане, необходимо иметь постоянный доступ к нарастающему объему разнообразной информации. Появляется не только быстро развивающийся мировой рынок информационных технологий, но и рынок международной информации (то есть широкий круг баз данных), а информация становится ценным, дорогостоящим товаром, причем товаром, который нуждается в постоянном обновлении. Очень часто доступ к использованию информации рассматривают в качестве стратегически значимого при решении самых разнообразных задач, предпринимаются попытки дезагрегировать влияние технического прогресса, выделив из него фактор информации.
Информационные технологии стали мощной, интенсивно развивающейся отраслью мировой экономики. Доля отраслей, непосредственно связанных с производством и использованием знаний (knowledge industries), в валовом внутреннем продукте США составляла к концу ХХ века не менее 60%. Ни одна развитая страна не может отказаться от того, чтобы стать частью мирового информационного пространства. Затраты на новые технологии, которые осуществили за последние десять лет постиндустриальные страны нередко превышали затраты на приобретение основных производственных фондов. Так, в 1991 году расходы американских компаний на приобретение информации и информационных технологий, достигшие 112 млрд. долларов, превысили затраты на приобретение основных производственных фондов, составивших в том же году 107 млрд. долларов, а к 1996 году первый показатель почти удвоился, в то время как второй почти не изменился. По другим оценкам, американские фирмы тратят приблизительно 1,5–3% своих доходов на информационные технологии[1].
Формируются так называемые метатехнологии, использование которых автоматически ставит страну в приоритетное положение. К метатехнологиям относятся сетевые компьютеры, организационные технологии, технологии коммуникационного плана. Эти технологии и составляют базу современного информационного общества, а наличие таких технологий определяет степень конкурентоспособности экономики в целом.
Учитывая актуальность исследования теории информационного общества и применения его выводов на практике, необходимо трансформировать белорусскую ситуацию в соответствии с требованиями глобального информационного общества. В республике есть один из редчайших и наиболее значимых ресурсов нашего времени – знание. Причем применительно к Беларуси мы можем говорить и о знании, основанном на подготовке специалистов широкого профиля, и о специализированных технических знаниях. Потенциал информационной экономики дает республике шанс использовать эти накопленные знания для достижения высоких экономических показателей и полноправного, эффективного участия в современном глобальном пространстве.
1. Ломакин, Д. Правовое регулирование передачи акций // Хоз-во и право. – 1996. – №9. – С. 170–178.
2. Крашенинников, Е.А. Бумаги на предъявителя в системе ценных бумаг // Гос-во и право. – 1993. – №12. – С. 46.
3. Латыев, А. Бездокументарные ценные бумаги и деньги как объекты вещных прав // Рос. юстиция. – 2004. – №4. – С. 54–57.
4. Метелева, Ю.А. Продажа акций на биржевом и внебиржевом рынках // Право и экономика. – 1997. – №21–22. – С. 25–30.
5. Белов, В.А. Ценные бумаги в российском гражданском праве. – М.: Учебно-консульт. центр «Юр ИнфоР», 1996. – 448 с.
6. Решетина, Е. К вопросу о переходе прав по бездокументарной ценной бумаге // Хозяйство и право. – 2003. – №6. – С. 30–37.
7. Бурмистрова, Е. Регистрация сделок, регистрация договоров, переоформление ценных бумаг, фиксация прав… – кто больше? // Бел. фондовый рынок. – 2004. – №5. – С. 10–13.
8. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 1 марта 2005 г. №8815/04 // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. – 2005. – №6. – С. 46–49.
9. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 1 марта 2005 г. №10408/04 // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. – 2005. – №6. – С. 49–51.
10. Фролова, И. Практика разрешения споров с участием регистраторов и депозитариев // Рынок ценных бумаг. – 2003. – №18. – С. 58–60.
11. Глазов, В. Споры, связанные с оборотом акций // Право и экономика. – 2004. – №8. – С. 93–95.
12. Об утверждении Концепции создания системы расчётов по операциям с ценными бумагами в Центральном депозитарии Национального банка Республики Беларусь №23: Протокол заседания Совета директоров Нац. банка Респ. Беларусь, 31.03.1998 г., №23/№10 // Банковский вестн. – 1998. – №6.
13. Маманович, П. Расчётно-клиринговая система по ценным бумагам // Банковский вестн. – 1999. – №3. – С. 5–6.
14. Бродский, М.Н. Законодательная база экономического развития. – СПб.: Европейский дом, 2002. – 592 с.
15. Ценные бумаги: Учеб./ Под ред. В.И. Колесникова, В.С. Торкановского. 2‑е изд., перераб. и доп. – М.: Финансы и статистика, 2001. – 448 с.
16. Черкасский, Б. ППП и DVP: взгляд со стороны депозитария // Рынок ценных бумаг. – 2002. – №1. – С. 72–73.
17. Банковский кодекс Республики Беларусь от 25 октября 2000 года // Ведомости Нац. собр. Респ. Беларусь. – 2000. – №31.
18. Об утверждении Инструкции о порядке совершения банковских документарных операций: Постановление Правления Нац. банка Респ. Беларусь, 29 марта 2001 г., №67 // Нац. реестр прав. актов Респ. Беларусь. – 2001. – №45.
19. Михайлов, Д.И. Некоторые проблемы развития расчётно-клиринговой и депозитарной системы в Республике Беларусь // Беларусь на пути к рынку: экономико-правовые проблемы: Сб. научн. ст. Гомель: ГГУ им. Ф. Скорины, 2001. – Вып. 3. – С. 62–66.
20. Головачева, М.А. Основные принципы аккредитивной формы расчётов // Весн. БДЭУ. – 2004. – №5. – С. 84–91.
21. Новик, С.В. Рынок ценных бумаг: белорусские перспективы. – Мн.: БГУ, 2001. – 178 с.