Современное российское общество и социальные аспекты его развития

Современное российское общество и социальные аспекты его развития

Министерство общего и профессионального

образования РФ

Филиал Дальневосточной государственной

академии экономики и управления

в г. Южно-Сахалинске

РЕФЕРАТ

Тема: «Современное российское общество и социальные аспекты его развития»

Дисциплина: «Государство, политика, семья и общество»

Курс: второй

Группа: 121-А

Специальность: «Экономика и управление на предприятии»

Выполнил:

Константинов С. С.

Проверила: Шмелева О. В.

 

 

 

 

г. Южно-Сахалинск

2000 г.

План:

1. Введение

2. Теория «модернизации» и российская действительность

3. «Реальный социализм» – исходный пункт перехода

4. Характер демократизации общественного строя, перехода к рынку

5. Особенности становления российского капитализма и правящая элита

6. Характер формирующегося в России общественного строя

Литература:

1. Социология: Учебное пособие/ под ред. Кулинцева И. И. М., 1995

2. Социология: Словарь-справочник № 1. М., 1990

3. Социология: Словарь-справочник № 2. М., 1990

4. Социология: Словарь-справочник № 3. М., 1990

5. Социология: Словарь-справочник № 4. М., 1990

6. Социология: Общая теория/ под ред. Ерофеева Н. И. М., 1997

1. Введение

Глубокие и сложные процессы в современном российском обществе – социальный кризис, трансформация социальной структуры, политические и духовные изменения, социальные конфликты и т. д. – происходят в обществе переходного состояния. Ни одна из конкретных проблем, пусть даже очень крупная и значимая, не может сама по себе объяснить содержание и своеобразие этого перехода. Только в свете общего системного подхода к рассмотрению проблемы такого перехода с точки зрения выяснения структурно-функциональных особенностей становления новой социальной системы можно правильно понять с позиции социологии сущность и значимость конкретных социальных процессов, происходящих в современном российском обществе.

2. Теория «модернизации» и российская действительность

Принятое в современной социологии положение о переходных обществах, как сердцевине теории «модернизации», имеет глобальное значение и призвано характеризовать главным образом переход от доисторического состояния традиционалистских обществ к современному обществу западного типа. Нас, разумеется, интересует, какие именно аспекты теории «модернизации» применимы к современной России. Но особенно важно знать, в чем российское своеобразие такого перехода, от чего к чему и как конкретно он осуществляется.

Парадигма «модернизации» основывается на нескольких постулатах, важнейшими из которых являются:

а) развитой или «современной» может считаться только страна со значительным уровнем индустриализации, устойчивым экономическим развитием при высоком валовом внутреннем продукте и с широким использованием неорганических (неживых) источников энергии, верой общества в силу рационального научного знания как основы прогресса, изобилием промышленных и пищепродуктов, потребительских товаров; высоким уровнем и качеством жизни; развитыми управленческими и политическими структурами; развитой профессионально-отраслевой структурой высокомобильного населения, занятого преимущественно в промышленности, науке и сфере обслуживания; большим удельным весом «среднего класса» в системе социальной стратификации и т. д.;

б) те общества или страны, которые не отвечают этим критериям, относятся либо к «традиционным», либо к «переходным»;

в) образцом развитости, «модернизированности» являются западные страны, поэтому сама теория «модернизации» нередко именуется и теорией «вестернизации»;

г) «модернизированность», «развитость», «современность» – это комплексный феномен, имеющий технологические, экономические, политические, социальные и психологические измерения, а сама модернизация – сложный комплексный процесс изменения по каждому из указанных направлений; сердцевиной всех изменений является научно-технический и технологический прогресс, который определяет необходимость и условия соответствующих изменений и в других сферах.

Теория «модернизации» возникла в 60-е и окончательно оформилась в 70-е годы 20-го столетия. Она была призвана определить пути и направления общественного развития освободившихся из-под колониального и полуколониального гнета стран Азии, Африки, Латинской Америки. Тогда теоретики «модернизации» признавали, во-первых, что модернизация России началась еще в 60-е годы прошлого века после отмены крепостного права (как и Японии после революции «Мэйдзи»); во-вторых, что с Октябрьской революции начинался новый этап модернизации в ее советском варианте. Они не ставили под вопрос модернизированность СССР, ее идентичность западному образцу. Американский социолог Верной Аспатурян, например, заявлял, что различаются только пути и средства, а, по существу, советская и западная модернизация – это две стороны одной медали.

Если исходить из чисто количественных измерений, взяв в основу вышеуказанные главные постулаты парадигмы «модернизации», то данная парадигма может помочь ответить на вопрос о том, где находится Россия сегодня по главным показателям уровня своего экономического, научно-технического, технологического развития, по темпам роста экономики и производительности труда и т. д. Такой подход характерен для ряда как западных, таки российских исследований по данной теме.

В. О. Руковишников, например, показывает, как идет «вестернизация» России согласно целям и представлениям ныне правящих реформаторов. Но главная коренная особенность переходного состояния современного российского общества не в изменении ее технико-экономического статуса. Весь комплекс проблем экономического развития, научно-технического, технологического и иного прогресса, безусловно, имеет жизненное значение для судеб страны. Однако эти аспекты являются производными, зависят от характера совершенно другого перехода. Если бы, допустим, рассматривалось содержание политики «ускорения», выдвинутой М. С. Горбачевым в начале «перестройки», то, говоря языком теории «модернизации», тогда действительно ставилась задача перевода страны из индустриального состояния в постиндустриализм путем ускорения научно-технического прогресса.

Есть еще одно обстоятельство, в свете которого не может не терять свою убедительность и внешнюю привлекательность данная концепция. С окончанием «холодной войны» политики Запада, с одной стороны, и наиболее крупные теоретики социологии, с другой, как-то внезапно и серьезно охладели к теории «модернизации». Раз советская система рухнула, Запад, США одержали победу, то для всех отсталых и среднеразвитых стран закончилась полоса возможного альтернативного развития, «выбора пути». Путь «вестернизации» теперь остается, по их мнению, единственным и неизбежным. Н. Е. Покровский, говоря о XIII Всемирном социологическом конгрессе (лето 1994 года), свидетельствует о формировании опасной тенденции резкого поворота социологической мысли Запада в сторону постановки под вопрос необходимости дальнейшей модернизации и перехода в разряд «развитых» тех стран, которые отстали по тем или иным причинам в своем общественном развитии. Россия и страны СНГ не составляют, разумеется, исключения. Формирующиеся на глазах концепции «глобализации», «постмодернизма» призваны дать ответ почему.

Из сказанного следует, что социологический анализ современного российского общества, его переходного состояния ставит вопрос о новых подходах, во всяком случае, иных, чем это может дать теория «модернизации». Дело не в имманентных недостатках этой теории, а в том прежде всего, что главная стержневая теоретическая проблема – это не технико-экономическое, а социально-экономическое, политическое и духовное в широком смысле содержание переходного характера современного российского общества, смена самого общественного строя и связанные с этой сменой, обусловленные ей технико-экономические, технологические, научно-образовательные, культурные и иные аспекты развития.

3. «Реальный социализм» – исходный пункт перехода

Применительно к современной России исходным пунктом, с чего начинается переход, выступает не уровень ее развития с соответствующими количественными показателями, а характер того общественного строя, который предшествовал переходу. Это «реальный социализм» как система общественных отношений. Его могут назвать (и называют) по-разному: «государственный капитализм», «тоталитарный строй», «номенклатурный социализм», «неофеодализм», «коммунистический тоталитаризм» и т. д. Но то, что реально существовала и функционировала в течение семи десятилетий особая общественная система, – это неоспоримо.

Что же представлял на деле «реальный социализм»? Если предельно кратко, то по своей сути это радикальный антикапитализм, отрицание и частной собственности, и ее права (в качестве формального равенства), и свободной правовой личности – самостоятельного субъекта права и собственности. В обобщенном виде последовательное отрицание частной собственности в любой ее форме и представлено в социалистической собственности, которая, как ни парадоксально, в экономико-правовом смысле вовсе и не собственность, а радикальное отрицание всякой собственности и всякого права собственности. Это относится не только к «общенародной» собственности, но и к «колхозно-кооперативной». Произошло отчуждение собственности от живых, конкретных людей, и следствием такого его абстрактно-всеобщего, надындивидуального, общественно-коллективного характера явились ее «ничейность», «огосударствленность».

Неверны широко распространенные сегодня суждения о том, что социалистическая собственность принадлежала государству. Государство никогда не было субъектом социалистической собственности в строго экономическом значении. Оно в своем отношении к собственности выступало лишь в качестве официального представителя, агента общества, народа, «всех вместе».

Абсолютизация такого понимания социалистической собственности и так называемого непосредственно общественного труда неизбежно смыкается с тоталитаризмом. Здесь гвоздь вопроса. Тоталитарный политический режим и идеология «реального социализма», определяющие социально-экономическую политику, показали, с одной стороны, способность до предела мобилизовать силы общества и преодолевать колоссальные трудности (одержать, правда с неимоверными потерями, победу в тяжелейшей войне, прорваться в космос, создать первоклассные военные технологии, осуществить индустриализацию, культурную революцию), с другой – готовность привести общество к деградации и упадку. Социалистическая собственность стала добычей партийно-государственной номенклатуры и иррационально-традиционалистской бюрократии.

Именно тоталитарный режим, его идеология и ценности, связанные с ним, а не духовная культура России вообще, привели к господству тех ценностей, идеалов и норм социальной регуляции, которые могли «нормально» работать только в условиях «чрезвычайщины», в «мобилизационном режиме», отрицая демократизм и права личности. Предписанные и ориентированные на коллектив социальные статусы ставили человека в полную зависимость от государства, укореняя в его психологии традиционалистские представления.

Вот почему «оттепель» т. е. ограниченная демократизация и «смягчение режима» при Н. С. Хрущеве, сразу же обнаружила кризисные симптомы в социально-экономических отношениях. Начались противоречивые и непоследовательные реформы. Разоблачение культа Сталина нанесло смертельный удар по тоталитарным идеалам и ценностям. И хотя неосталинизм Брежнева и его режима пытался административно-идеологическими методами их поддержать, произошло необратимое раздвоение ориентации людей. Произошло отчуждение официальной идеологии от человека, от простого рабочего до секретаря обкома, перестали работать ценности не только традиционалистские, но и такие, например, как «труд – дело чести, славы, доблести и геройства». В 70-е годы усилились кризисные явления в недрах социальной системы, провалившие серию косыгинских реформ. Они поставили вопрос о коренном изменении общественного устройства. Так началась в середине 80-х годов «перестройка».

4. Характер демократизации общественного строя, перехода к рынку

Процессы демократизации общественного строя и перехода к рыночным отношениям начались в рамках «реального социализма» «сверху», по инициативе нового руководства Коммунистической партии. Первоначально речь шла об ускорении научно-технического прогресса, затем о реформировании, «улучшении», «увеличении» (лозунг «большесоциализма») социализма. Ключевым вопросом постепенно стал процесс демократизации и создания гражданского общества. К концу «перестройки» начали формироваться самостоятельные социально-политические движения, группы, бросившие вызов самой Коммунистической партии. В экономической сфере появились первые зачатки рыночных отношений в виде кооперативов, различных товариществ, первых фермеров и т. д. Гласность и свобода слова стали главным выражением демократических изменений в обществе.

Углубление социальных и межнациональных конфликтов, внутренняя политическая борьба между реформаторами и консерваторами, тяжелый экономический и социальный кризис, разгул преступности и, наконец, кризис и упадок коммунистической идеологии создали тот общий фон, на котором победила «августовская революция» 1991 года и произошел распад СССР. В России начались рыночные реформы. Такова краткая хронология эволюции «перестройки» и начала ликвидации социализма как строя, перехода к новому общественному устройству.

Первая крупная проблема заключается в этой связи в следующем: есть ли альтернативные варианты «строительства» рынка и рыночных отношений? Ответ на эту дилемму в принципиальном плане дает М. Вебер в своей концепции капиталистической деятельности как особых типах социального действия. Вебер утверждал, что есть архаичный, традиционалистский капитализм и современный капитализм, которые отличаются не исторической хронологией, а типом деятельности.

В чем главная идея Вебера? Во-первых, став на позиции социокультурного подхода, он отходит от политэкономической традиции, согласно которой предполагается существование одного-единственного капитализма, который, возникнув в XVI–XVII веках, проходит этапы своего развития от мануфактурного периода через промышленную стадию к современному, развитому, «цивилизованному» этапу. По концепции Вебера существует целый ряд социально-экономических «форм» или «типов» капитализма, из которых некоторые восходят к Вавилону, Карфагену, Риму, имеют возраст несколько тысяч лет, в то время как современный, западный тип имеет лишь трехсотлетнюю историю.

Во-вторых, архаичный, традиционалистский капитализм как тип деятельности может развиться, утвердиться и в новейшее время, соседствовать с буржуазным промышленным капитализмом в одном и том же обществе, даже безраздельно господствовать. Капитализм вообще, по Веберу, как универсально-исторический феномен «по своему типу может выступать как авантюристический, торговый, ориентированный на войну, политику, управление и связанные с ними возможности наживы». Торговый, авантюристический (читай – дикий, варварский) тип деятельности капиталистического предпринимательства может возникнуть в новейшее время в результате перерывов в деятельности промышленного капитализма (например, краха в результате поражения в войне Германии или полной его замены на длительное время государственно-плановой системой в СССР).

Речь идет о своеобразном феномене, встречающемся в новейшее время нечасто в индустриально развитых странах. Речь не идет о торговом капитале и тем более о торговле вообще. Они нормальные явления рыночного хозяйства, если данная форма капитала действует рядом и под главенством промышленного, производственного капитала и выполняет свои обычные функции в рыночных отношениях. Речь идет о полосе развития общества и его экономической структуры, когда торговый и торгово-посреднический капитал захватывает господствующие экономические позиции, подчиняет своим интересам все другие формы капитала, в том числе и промышленный, производственный, и иррациональную наживу ставит во главу угла политики и идеологии.

Современный, т. е. промышленный капитализм, по Веберу, рождается не путем простого накопления капитала, насилием и разбоем, переливанием затем в промышленность огромных денежных масс, а путем формирования и утверждения в обществе подлинного духа капитализма. Деятельность же торгово-посреднического капитала в России, подчинившая интересам собственной наживы всю экономическую жизнь (упадок промышленности, научно-технического потенциала и т. д. – результат такого подчинения), также свидетельствует об иррациональности и традиционализме его трудовой этики. М. Вебер утверждал: обществу, чтобы стать капиталистическим (в современном смысле), нужно иметь свои особые предпосылки, прежде всего – особый тип осознания, людей с особым складом мысли и поведения, с особым типом ценностей, по его словам, особый дух – дух капитализма.

Проникновение рациональной трудовой этики в современное российское общество происходит сложно, противоречиво. Рыночные отношения, которые складываются, по своему характеру не могут стимулировать массовое воспитание и создание необходимых хозяйственных субъектов–носителей рациональной трудовой этики. И потому, что господствующий тип капитала сам пропитан духом традиционализма и не может служить агентом внешнего воздействия господствующих в мировом хозяйстве буржуазных «принципов» и этических норм. И потому, что тот рынок, который складывается на наших глазах, по вышеуказанной причине приспосабливается к господствующей в обществе традиционалистской трудовой этике, уживаясь с ней. И потому, наконец, что кризис духовной жизни вообще, культуры, ценностей и идеалов, самих способов созидательного творчества подорвали основы воспроизводства обществом своей функциональности. В обществе парализованы демократические рациональные ценности и нормы регуляции перехода к рациональному рынку и гражданскому обществу.

Социализма как общественной системы хотя и нет, но в переходном обществе еще сильны традиционалистские ценности и соответствующая им трудовая этика. Характер труда и собственности как в промышленности, так и в сельском хозяйстве и сегодня подрывают рациональные стимулы к трудовой деятельности. В умах людей устойчиво держатся когда-то унифицированные, усредненные и строго регламентированные стандарты и нормы личных потребностей. Исключение, может быть, составляет определенная часть людей творческого интеллектуального труда, в первую очередь – научного, где высокий профессионализм и успех изначально были условием их нормальной деятельности, а также те предприниматели, фермеры, для которых продуктивный труд, профессионализм и успех составляют основу их выживания.

Элементы рациональной трудовой этики, пусть пока слабые и деформированные, есть в России, их можно обнаружить и в духовной жизни, и в культурных традициях общества. Даже православие, его некоторые постулаты (уважительное отношение к труду, к земле и другое) могли бы стимулировать формирование новых ценностей и новой трудовой этики. Россия не обречена фатально стать полем господства духа традиционализма.

5. Особенности становления российского капитализма и правящая элита

Возникает вопрос: почему именно традиционалистский капитал захватил в обществе командные рычаги экономики, сумел подчинить интересам иррациональной наживы всю хозяйственную жизнь? В чем тайна такого стремительного и, казалось бы, внезапного его выхода на арену? Это связано с характером его генезиса.

В недрах «реального социализма» где-то в начале 60-х годов рождается социальный феномен, ставший хорошо известным уже в 70-е года на стадии «зрелого социализма» под названием «теневой экономики». Это не просто криминально-спекулятивные круги, подпольный бизнес (наркобизнес, контрабанда и т. д.), которые в той или иной степени и форме существовали все годы Советской власти. «Теневая экономика» – это сложный симбиоз нелегальных форм бизнеса, криминальных структур и легальных партийно-номенклатурных структур, включающий в себя и организованную преступность. «Теневая экономика» возникла не сама по себе, автономно, а как потребность части партийно-государственной номенклатуры в нелегальном обогащении.

Этот симбиоз, который можно было бы назвать «номенклатурно-теневой экономикой», и стал растущей «клеточкой» нового социального организма. Она росла и укреплялась за счет таких предпосылок, как общенародная и колхозно-кооперативная собственность, крайне централизованная плановая экономика с ее различными дефицитами, с командными и административными рычагами, ее аппаратом власти и традиционалистским чиновничеством. Коррупция и полная деградация верхних эшелонов власти, рост и укрепление организованной преступности и т. д. составляли идиллическую картину возмужания, пока еще в рамках «зрелого социализма», нового организма, кризиса и упадка режима.

Обладатели больших состояний – не только «цеховики», дельцы «теневой экономики», главари организованной преступности, но и верхи правящей номенклатуры оказались стесненными рамками существующего строя. Им нужна была легализация, полнокровное использование накопленных средств в качестве капитала. И в этом аспекте переход к политике «перестройки» «сверху» стал исторически неизбежным, а неудачи на пути реформирования, «улучшения» социализма – предопределенными.

«Августовская революция» 1991 года ознаменовала становление новой общественной системы, а с начала 1992 года в рамках нового государства и нового общества происходит движение системы к целостности – политической, социальной, экономической, духовной и т. д. Теперь все процессы во всех указанных сферах подчинены интересам консолидации и развития этой системы. Этим же интересам шаг за шагом подчиняются новые демократические институты, пресса и т. д. Кризис общества вступает в новую стадию, к старым нерешенным проблемам и противоречиям прибавляются новые, обусловленные новыми экономическими и социальными отношениями, вторжением в общество совершенно иных ценностей и норм, психологически и нравственно неприемлемых для подавляющего большинства народа.

Ключевое значение в этих условиях приобретает политическая элита вообще и правящая в особенности. Она формирует политику, направление возможной эволюции страны. Но она, как отмечают аналитики, прямо или косвенно связана с криминальностью. В. В. Лунеев в статье «Криминогенная обстановка в России и формирование новой политической элиты» отмечает, что криминальность самой большой и значимой группы элиты – бывших партийных, государственных и хозяйственных руководителей  проявилась в массовых посягательствах на государственную собственность, коррупции, в связях с организованной преступностью. Все более важную роль играют те группы политической элиты, которые вышли из торгово-финансовых групп. Это прежде всего представители, а также дети и родственники бывшей номенклатуры. Есть, наконец, очень большая и влиятельная группа, которая владеет чисто криминальным капиталом (рэкет, наркобизнес, проституция, торговля оружием и т. д.) и также формирует политическую и правящую элиты.

Сердцевиной правящей элиты является бывшая номенклатура, которая сегодня формируется и как экономически господствующий класс. Именно здесь идет формирование собственности, которая уже известна под названием «номенклатурной». Особенно притягательны для хозяйственной и бывшей партийной номенклатуры те сырьевые ресурсы (нефть, газ, алмазы, золото и т. д.), которые имеют сбыт на мировом рынке. Вместе с правящей элитой идет формирование мощного компродорского бизнеса.

В России сегодня есть политики и политические группы, которые противостоят этим тенденциям, но они еще слабы и не могут серьезно воздействовать на реальную политику. Общественный протест также серьезно не влияет на решения и действия правящих групп. «Тайна» природы корпоративно закрытых правящих групп элиты и определяет «тайну» беспомощности власти в борьбе с организованной преступностью, криминальностью в стране.

6. Характер формирующегося в России общественного строя

В России сегодня сложилась общественная система, в которой капитал, выполняя системообразующие функции, уже успел создать необходимые элементы ее структуры. Внедряя рыночные отношения во все сферы он пока сохранил некоторые экономические формы прежней тоталитарной системы, прежде всего в сельском хозяйстве, оборонной промышленности. В этом прямо заинтересована влиятельнейшая часть новой элиты как основы собственного финансово-экономического могущества. К тому же ранее эти формы собственности только декларативно принадлежали народу, коллективам, а фактически служили номенклатуре. Все существующие формы и виды хозяйства уже интегрированы в новую систему, служат интересам сохранения и роста капитала.

Поэтому никак нельзя согласиться с мнением А. П. Бутенко, который характеризует современный общественный строй России как помесь остатков коммунистического тоталитаризма и его мобилизационной экономики с сегодняшними спекулятивно-мафиозными зачатками капитализма. А. П. Бутенко как раз не учитывает, что эти остатки уже несут новые начала и качества, выполняют новую функциональную роль в новой системе. Для него капиталистические элементы все еще «зачатки», а «остатки» коммунистического тоталитаризма представлены такими «существенными основами», как «колхозно-совхозный строй», «мощнейший военно-промышленный комплекс». Такое определение с некоторыми оговорками можно было бы принять как характеристику общественного строя России периода «перестройки», но не общества середины 90-х годов. Общественный строй современной России, как переходного общества, характеризуется становлением экономического господства торгово-финансового капитала и традиционалистских, авантюрных форм капиталистической деятельности.

Главное противоречие переходного общества определяется борьбой двух тенденций, двух типовых рыночных отношений и капиталистической деятельности: традиционалистской и современной, буржуазно-рациональной. Основная борьба общественно-политических сил поэтому идет не по линии капитализм–социализм (хотя есть и такие отдельные группы населения, твердые сторонники того или другого), а по линии борьбы за установление цивилизованных форм капиталистической деятельности, гражданского общества с широкими и реальными демократическими правами людей, за обуздание организованной преступности, эффективную защиту социальных и экономических прав граждан.